Собственно, почти все, что от меня требовалось - это смиренно блеять время от времени “да, господин, нет, господин”. Ну, или госпожа - по обстоятельствам. Все остальное егерь брался объяснить сам.
Как я поняла, мужик вовсе не был так уж бескорыстно добр ко мне. Просто служка при псарне - не самая завидная должность. Все обстоит с точностью до наоборот. Мои “ручные” монстрики отличаются не только умом и сообразительностью, но и редким сволочизмом, агрессивностью и ярко выраженной мизантропией.
Проще говоря, людей терпеть не могут, даже “хозяев”. Что в таком случае удерживает свору совсем не маленьких клыкастых танков подле человечества, я так и не поняла, но мысленно поставила галочку - надо разобраться.
А еще мои славные охранники... воняли. Впрочем, стойкий запах псины и тухлого мяса с примесью чего-то нестерпимо-едкого и на редкость отвратного, исходивший от “любимой собаки” - это были еще цветочки.
А вот псарня, в которой нам с Никиткой предстояло жить, благоухала так, что у меня чуть не случился обонятельный шок вплоть до потери сознания. Похоже, монстрожилье не видело уборки с тех самых пор, как его построили...
Неудивительно, что работать в таком “прекрасном месте”, где помимо прелестного запаха еще и живет стая агрессивных клыкастых постояльцев, так и норовящих оттяпать у служителя какую-нибудь лишнюю часть тела, желающих не было от слова совсем.
Учитывая местный способ оплаты “за еду и крышу над головой”, господин Бойс, старший егерь его светлости герцога Инворосса, за все двадцать пять лет службы так и не нашел идиота на эту должность. И вынужден был сам ежедневно входить в “святая святых” клыкасто-запашистого племени, чтобы как минимум накормить голодных монстров.
Я, со своими почесушками в обнимку со зверьем, не иначе как была ответом на его долгие безнадежные молитвы местным богам. Потому что не боялась крокодилов и потому, что больше идти мне было некуда...
К тому моменту, когда мы наконец выбрались с унылого каменистого плато и пересекли невидимую, но четко ощутимую в воздухе границу (даже запахи изменились, стали более... живыми?), я уже буквально падала от усталости и почти не обращала внимания на смену пейзажа.
Сосредоточенно пытаясь не навернуться со своей мохнатой “лошадки” и удержать на ней же вертлявое эльфообразное дитятко, я пропустила все: сельскую дорогу, возделанные поля по обочинам, какие-то строения, сады... Каменная громада замка на холме была вяло отмечена утомленным мозгом как “что-то большое... серое... Наверняка там холодно зимой, попробуй протопи нормально эдакое нечто”.
А вот для знакомства с местным населением пришлось взять себя в руки и встряхнуться. Хорошо, что меня проинструктировали заранее и многого не требовали. Хотя я и отметила несколько презрительных взглядов и соотнесла их с тем, что говорил егерь о любовнике-ушане и “нагулянном полукровке”, но мне все это было глубоко фиолетово. Покормить ребенка, вымыть его, поесть самой и упасть - вот все, что меня сейчас интересовало.
Проследив, как основная стая, ничуть не смущаясь вонью и грязью, привычно устроилась где-то в недрах длинной, как кишка, серо-каменной псарни, я механически, от усталости двигаясь неуклюже, как натуральный зомби, вымела из доставшейся нам с Кукушонком каморки старые волглые тряпки и гнилую солому, накормила ребенка остатками найденных вчера припасов и сама перекусила сухой горбушкой.
Постелью нам сегодня опять служила свернувшаяся клубком Найда и то, что удалось собрать на поляне сразу после бегства мародеров. Уже засыпая, я запустила пальцы в свалявшуюся, пропитанную кровью шерсть собаки и поняла, что первым моим подарком этому миру станет зверская гигиена.
Но все это будет завтра. Завтра... я все обдумаю завтра. В том числе и то, как мне найти мою дочь и моего мужа...
Утро началось весело - меня разбудило утробное хоровое рычание и визгливый, истерический мат. Где-то поблизости, буквально за стенкой, некто крыл по матушке не только проклятых зверюг, но и ленивых потаскух, только и способных, что нагулять ублюдка от нелюдя, но не желающих оторвать жопу от постели, чтобы заняться работой.
В какой-то момент рычание из монотонно-угрожающего стало резко-злобным, сквозь него даже прорвалось нечто, слегка похожее то ли на яростный кашель, то ли на неумелый лай. Голос в ответ взвизгнул особенно пронзительно, что-то громыхнуло, шмякнулось, и заковыристые эпитеты стали быстро стихать - их рассерженный автор, точнее, авторша явно совершила маневр стратегического отступления.
Но не ушла, продолжая оповещать мир о моих и звериных общих предках до седьмого колена с безопасного расстояния.
- Эй ты, шлюха подзаборная, чего вылупилась?! - тощая, длинная, как швабра, и такая же лохматая баба очень своеобразно встретила мое появление. - Вылезла, наконец, из конуры, шурашка немытая! А кто за тебя пойло уродам таскать будет, сучка? - она аж подпрыгнула от возмущения, притопывая ногами в драных лаптях по вымощенной булыжником дорожке за железной решеткой, которой была огорожена псарня.
Я на пару секунд задумалась, как поступить. С одной стороны, наживать врагов мне сейчас ой как не надо. С другой - баба и так не пылает ко мне светлыми чувствами, если случай представится - нагадит и ни на секунду не засомневается. И все в целом понятно: старая швабра в грязных обносках вполне логично будет ненавидеть любую, кому хоть чуть больше повезло в жизни.
Мозгов понять, что везение это очень относительно, и что моя добротная туника, хорошие сапоги и гипотетический любовник-эльф в анамнезе - это вовсе не то, что может сделать меня счастливой, у дурищи не хватает. Какая-то девка посмела иметь все то, чем обделена она сама, а теперь, когда упомянутая девка попала в трудное положение, пнуть ее - прямо-таки святое дело.
Все эти не самые загадочные мысли читались на лице моей “собеседницы”, как в раскрытой книге. И вот вопрос... а стоит ли такое спускать? Эта швабра немытая сама тут не важнее пятой помощницы десятой поломойки, иначе не потащила бы ведра в загон к “чудищам”. Да и одета она точно в соответствии с занимаемой должностью. Так что... нефиг. Ибо нафиг, как говаривал муж. На голову сядут и ножки свесят!
И вообще, зачем мне такие концерты с утра пораньше? Это еще хорошо, что Никитос вчера так умаялся, что до сих пор сопит в две дырочки и на теткины вопли не реагирует. А то напугала бы мне ребенка, сирена некультурная.
- Тебе калиточку открыть, болезная? - ласково переспросила я после особенно звучной рулады. - Иди, пообщаемся, расскажешь мне еще что-то про моих предков и их личную жизнь.
Вряд ли мои слова произвели бы на тетку такое впечатление, не подкрепи я их совершенно определенными действиями: положив руку на холку тихо, но злобно рычащей Найды, я легким толчком направила свою страшилу в сторону решетки, да еще и крикунью к себе другой рукой ласково так поманила. А потом взяла и откинула щеколду, на которую та самая калитка была заперта.
- Ну что, чудо клыкастое, купаться пойдем? - почти весело предложила я животине, с некоторым злорадством глядя вслед мгновенно испарившейся скандалистке. То-то же... даже не обматерила на прощанье, смотри ты. Впечатлительная какая. Ведра бросила и так припустила, что потеряла один свой драный лапоть, золушка престарелая.
Собачатина на мое предложение отреагировала привычно и закономерно: поджала хвост и лапы в попытке стать маленькой и незаметной. Купаться наша собачка всегда “любила”.
Учитывая ее новые габариты - смотрелось по меньшей мере забавно. Я не слишком весело улыбнулась и потащила обреченно съежившееся чудище к колодцу.
Ничего другого прямо сейчас я сделать не могу. И даже думать о том, где искать семью, пока рано. Потому что я слишком мало знаю о том, что произошло и куда мы вообще попали. Да, сердце болезненно сжимается каждый раз, когда я думаю о Лешке и Катюше... особенно о Катюше, Лешка не пропадет - почему-то в этом я уверена. Слишком хорошо знаю собственного мужа.